Белая лампочка с расколотым плафоном качалась из стороны в сторону: медленно, ритмично, успокаивающе. Тьма вокруг, пытавшаяся пожрать единственный источник света, разъедала слезящиеся глаза. Лишенный возможности видеть, он весь обратился в слух. - Выходи, Реборн, выходи! – издевательский смех, казалось, вызывал приступ тошноты. Ожидание – страшное чувство.
* * *
Вместе с запахом выжженных Солнцем полей, Тёмной птицею, в сердце Входит новая осень. Ты плетёшь свой венок Из траурных лент, Из увядших цветов И почерневших колосьев. Но кто знает, чем обернутся Холода и потери Для того, кто умел верить? И кто знает, когда над водою Взойдёт голубая звезда Для того, кто умел ждать?
Море бушевало: билось о скалы нещадно, нестерпимо, словно пытаясь убить себя. Черные воды истерично набрасывались на камни, разбрызгивая пену на десятки метров вокруг. Ветер переламывал сухие, кривые ветки деревьев вдалеке, разносил грязь и шершавый песок, забивавшийся за шиворот. Он зло трепал полы брюк и пиджака. Показывая свою власть, шипел и свистел – угрожал, прогонял. В тяжелом, бессолнечном небе, там, у горизонта, где вконец потемневшие дождевые облака сливались с морем, сверкала зарница. Все здесь, на этом утесе, твердило: «Человек, человек пришел сюда! Прочь! Прочь!» Смотря на эту, чего уж там, живописную картину, Реборн представлял очередную брошенную любовницу: выбившиеся из высокой прически пряди, пышущее энергией, красное от гнева лицо, перекошенный в ярости рот и опрокинутый бокал с красным вином, заливающим дорогой кремовый ковер. Занесенная для так и не случившейся пощечины слабая, женская рука, крик, комом застрявший в горле – в этот момент она была красивее, чем на всех светских раутах вместе взятых, как назревавший сейчас в заливе шторм. У Реборна было свое понятие красоты. Каждый раз приходя сюда, наемный убийца с юношеским трепетом в сердце ждал тех аккуратных шагов за спиной и приятного, ласкового голоса, звучащего в его голове. Она приходила всегда, независимо от погоды или времени суток, чтобы просто позвать за собой. Луче не выписывалась ни в один стандарт красоты. Эта женщина была воплощением мягкости и всеприятия. Похожая на посланника неба, она хранила в себе покой и мир, которых в жизни не хватало никому из них.
* * *
Воры, киллеры, наемники – вот что из себя представляла их компания. Именно об этих людях говорят «с такими друзьями и врагов не надо». В семерке лучших большую часть времени действовал закон джунглей – выживает сильнейший. Каждый сам за себя, и все покорно следовали этому негласному правилу. Рисковать ради кого-то жизнью не входило в привычки преступников: только своя шкура, только своя добыча, а если возможно отхватить и чужую – почему нет? Редкий случай заставлял этих ребят работать бок о бок, еще реже они действовали все вместе. Но когда того требовала необходимость, заклятые, вынужденные друзья, с мрачным удовольствием перерезавшие бы друг другу глотки – только волю дай, собирались на отдаленном острове, в тайном особняке скупердяя Маммона, сидевшего сейчас ближе всех к двери с натянутым, как всегда, на глаза капюшоном. Интересно, как он видит из-под него и видит ли вообще? С виду тощий подросток, извечно замотанный в темный плащ, парень обладал высоким интеллектом (впрочем, вряд ли кого-то из них можно было назвать глупым, хотя для Верде все и являлись таковыми), толстым кошельком, поразительной скупостью и невероятно обширной сетью информаторов и шпионов. Напротив него восседал, иначе не скажешь, гениальный ученый и феноменальный гад – Верде, чье самомнение достигало размеров отдельной комнаты. Ненавидел он всех присутствующих, однако, особенно сильно выделял Реборна, с ослиным упрямством не забывая ему досаждать. Но - словами. За дело мог получить и пулю в лоб, потому приходилось, увы, считаться. Размалеванного, как цирковой клоун и нервно жующего собственный пирсинг, Скалла, который, пытаясь показать свою независимость, сел не за стол, а в кожаное кресло, Реборн никогда не воспринимал всерьез, видя в нем лишь трусоватого анарексичного ребенка, со слегка расшатанной психикой. Правда, мотоциклами шпендель владел отменными. Да и связи с поставщиками различного оружия у него имелись едва ли не в каждой стране. Загадочно улыбался, как та знаменитая Джоконда, и рассеянно оглядывал зал Фонг – мастер боевых искусств – всем своим видом пытаясь внушить расслабленность. Да только попробуй подойти к нему со спины и замахнуться, как в мгновение ока окажешься скручен и будешь впечатан в пол. Лал Мирч, бывший командир отряда специального назначения, вновь появившаяся сегодня со своим учеником, скрестила руки на груди и смотрела строго перед собой, крепко стиснув зубы, отчего на скулах ее играли желваки, и шрам на правой щеке некрасиво натянулся. Чуть поодаль, привалившись к стене, мрачным взглядом сверлил напряженную спину своего учителя Колонелло – некогда подчиненный Лал, а ныне – искусный снайпер. Видимо, оба наемника недавно снова разругались. Реборна забавляли их отношения. Чем-то Колонелло, то и дело напрашивающийся на оплеухи Лал и, кажется, получающий от них искреннее удовольствие, напоминал ему мазохиста. Сама же Мирч, какой бы она ни была необычной и сильной женщиной, в области связи между полами оставалась сущей девчонкой, краснеющей даже при мысли о чем-то неприличном. Во главе стола находился он сам - Реборн: это не было решено каким-либо голосованием или общим судом, можно сказать, так вышло само собой. Просто любой из них понимал превосходство киллера, о котором уже слагали легенды и небылицы. Он вселял страх, следовательно, его нужно было уважать. По правую руку от самого знаменитого и неуловимого наемного убийцы сидела, поглаживая свой выросший живот, она – Луче, благодаря которой они еще не совсем перегрызлись между собой. И то ли ее синие глаза воистину обладали гипнотической силой, то ли остатки совести не позволяли им отвратительно вести себя в присутствии беременной женщины, но если Луче говорила: «Хватит», – они слушались, ценя мудрость главы мафиозной семьи Джинглионелло. Она вносила гармонию в эту разношерстную и весьма своеобразную иногда-группировку.
* * *
Семерка королей преступного мира спорила до самой ночи, успев друг другу порядком надоесть. Их амбиции не позволяли прийти к обоюдному согласию: каждый хотел получить столь крупный заказ, но все же осознавали, что поодиночке тут не справиться. Поэтому последние полчаса обсуждений превратились в сплошную ругань и указания на ранние ошибки то одного, то другого. И именно в эти последние полчаса в переговорах не принимали участия ни Луче, ни Реборн. Она смотрела в темное, залитое дождем окно, а он – на нее. Он вообще всегда смотрел только на нее. Но женщина предпочитала закрывать на это глаза, а мужчина уважал ее выбор. В конце концов, каждый из них нес свое бремя. Его взгляд упал на узкие запястья и сложенные в защитном жесте руки. Реборн давно перестал воспринимать будущего ребенка, жившего под сердцем Луче, как нечто отдельное от нее самой. Киллер слишком привык к этому образу: округлый живот и жертвенность, присущая на этом свете лишь матерям. Он и не представлял, что будет, когда она родит. Что будет с ней? Отойдет ли от дел? Уступит свое место кому-то другому? Луче повернулась и, поймав его за наблюдением, чуть улыбнулась – светло и нежно, как умела только она. - Я не буду работать с этим непроходимым болваном, - покачал головой Верде. - Кто это здесь болван?! – возмущенно вскричал Маммон. Верде издевательски выгнул бровь и поправил очки. - Между прочим, этот болван выкупил целый остров ради ваших тупых сборищ! - Деньги – это не показатель… - По-моему, вы оба кретины, - устало прокомментировала Лал, откинувшись на спинку стула. Маммон резко повернулся к ней и обвиняюще тыкнул пальцем: - А ты бы… - Если хочешь поговорить, то я весь во внимании, - грозно прорычал Колонелло и сделал шаг вперед. - О, ты у нас тут самый смелый, - демонстративно зевнув, вклинился Скалл, до этого молчавший. - В отличие от тебя, - в тон ему ответил ученик Мирч, прекрасно осознавая, какая реакция последует после его слов. - Что ты сказал?! - Умолкните. – Реборн говорил тихо и вкрадчиво, но его всегда слышали. Все головы, как по команде, повернулись в сторону наемного убийцы. Воцарилась тишина. Этого мужчину сравнивали с гремучей змеей: так же смертоносен и опасен, так же терпеливо выжидает жертву. Однако если гремучник, устрашая противника, использует свою погремушку, то Реборн нападет без предупреждения, бьет сразу, прицельно, наповал. И красноречиво лежавший перед ним черный револьвер об этом беспрестанно напоминал. - Если вы не хотите участвовать, я заберу заказ себе. И деньги тоже будут только мои. В том, что я справлюсь, у вас сомнений возникнуть не должно. Пожалуй, как лидера среди остальных его также выделяло умение прекрасно манипулировать людьми совершенно незаметно для них самих. Ну, и блефовать, разумеется. Он всегда попадал в цель: будь то мишень или человеческое достоинство. Остальные недовольно загудели – они уже были согласны. - Я не верю нашему заказчику, - выразил общую мысль Фонг.
* * *
Тебе больно идти, Тебе трудно дышать, У тебя вместо сердца Открытая рана. Но ты всё-таки делаешь Ещё один шаг Сквозь полынь и терновник К небесам долгожданным. И однажды проснутся все ангелы, И откроются двери Для того, кто умел верить. И ненастным январским утром В горах расцветёт миндаль Для того, кто умел ждать.
На улице бушевала гроза, а в камине самой просторной комнаты – огонь. Потрескивая и вспыхивая, он напоминал о домашнем уюте – несбывшейся мечте. Луче готовилась ко сну, и Реборну нравилось наблюдать за ее действиями: расстелить постель, подложить грелку под пуховой матрас, развязать ленты и расправить балдахин, закрыть богато расшитые шторы, расчесать длинные волосы. Последнее мужчине нравилось больше всего, так красива она была и женственна, проводя сначала рукой, а затем и большим, вырезанным из дерева гребнем по темным прядям с шелковым отливом. Луче не позволяла себе помогать. И дело было не в гордости или чем-то еще – она слишком любила эти простые моменты, когда можно было на пару минут забыть о тени могущественной мафиозной семьи, покрывшей всю ее жизнь. - Ты будешь чай? - Да. Чай был особенный, как и все в ней. Он имел запах Луче, имел вкус Луче, и, держа в руках чашку, Реборну чудилось, что он касается самой Луче. - Реборн… - и его имя в ее устах тоже звучало по-особенному: тепло, но так горько, что сердце щемило от тоски. - Что? - Мы ведь погибнем. Когда-нибудь. А еще Луче единственная, кто мог его хоть сколько-нибудь напугать. И сейчас от этого утвердительного тона по спине закаленного и бесстрашного киллера прошелся холодок, который мужчина, солгав себе, списал на сквозняк. Отвечать он не хотел, ведь ответ и так был очевиден. Они не ведут праведной жизни, закон не на их стороне, и для всего мира и Реборн, и Луче, и все остальные – бельмо на глазу, мерзкий изъян на здоровом теле общества. Когда-нибудь действительно не свезет и кого-то поймают или убьют, но не здесь и не сейчас. Поэтому, заметив, что Луче зябко ежится, Реборн - бесстрастный, холодный убийца, - берет с небольшого дивана плед и укрывает ее белые голые плечи, на миг задерживая ладони, чтобы ощутить прикосновение. И тогда ответ приходит сам по себе: - Тебе погибнуть я не дам. Луче для него во всем единственная: ей одной он дает обещания, на нее одну он никогда не наставит дуло своего пистолета, и лишь ее он по-настоящему будет защищать – все, что в праве наемник сделать для этой женщины – его спасительной, тихой гавани среди моря багровой крови. - Спасибо. И, безмолвно благодаря, она берет его руку в свою. Теплую.
* * *
Гнётся вереск к земле, Потемнел горизонт, Облака тяжелеют, В них всё меньше просветов. Ты сидишь на холме Неподвижно, безмолвно. Все слова уже сказаны, Все песни допеты. Но я знаю, найдутся ключи, И откроются двери Для того, кто умел верить. И над тёмными водами мрака Взойдёт голубая звезда Для того, кто умел ждать.
Зажимая сквозную рану в бедре, Реборн силился подняться. Пот заливал лицо, голова кружилась из-за потери крови. Плотно стиснув сухие губы, убийца пытался привести в порядок учащенное дыхание. Сердце билось, будто, предчувствуя скорую кончину, стремилось отжить положенный ему срок за пару последних минут. В горле и в носу першило – этот чертов соленый, морской воздух всегда раздирал ему легкие. - Я знаю, что ты жив, Реборн. Появись же, покажись! Мне интересно взглянуть на сильнейшего из семи! Дыхание. Вдох. Выдох. Вдох. - А знаешь, я хотел заполучить вас всех живыми, потому и не отдавал приказа стрелять на поражение. Но вот с Луче Джинглионелло вышла беда, - притворный вздох. Реборн прикрыл глаза, призывая все свое самообладание. Ждать. Надо ждать. Жертва рано или поздно подставляется сама – это аксиома. И он остался на месте, сжимая свою последнюю надежу - револьвер с одной оставшейся пулей. Под веками вспыхнул образ Луче.
* * *
После успешного ограбления в особо крупных размерах они вновь собирались в особняке. Дележка добычи была неотъемлемой, завершающей и, наверное, самой неприятной частью любого совместного дела. Каждый усердно перетягивал одеяло на себя, мечтая отхватить кусок пирога побольше. Часами приходилось выслушивать лекции Маммона, основная тема которых заключалась в его убеждении, что настоящую цену деньгами знал только он один, такой исключительный, а, значит, в его лице они найдут самый надежный банк. Парень собачился со всеми, кто пытался его прервать, а потому оказалось проще дать ему высказаться и проигнорировать. Затем происходил, если можно так выразиться, небольшой праздник: семерка лучших разбредалась по разным углам, расслабляясь, кто как умел. Все это представлялось некими ритуалами, уже ставшими настолько привычными, что без них, думалось всем, удача отвернется.
Налет на особняк не застал их врасплох: они всегда готовы к любым чрезвычайным ситуациям. С первым громким взрывом дверь в спальню Луче распахнулась, пропуская свет из коридора. Реборн стремительным шагом вошел в комнату, тень скрывала его лицо, завершая холодный, убийственный образ. От него веяло вязким запахом смерти. Киллер подал руку, и потом коротко, через плечо, бросил: - Идем. И она пошла, ни о чем не спрашивая, беспокойно вслушиваясь в раздающиеся на нижних этажах выстрелы и крики. Инстинктивно прикрыв руками живот, Луче думала, что сейчас от нее нет толку. Навстречу пронесся Колонелло, держа в руках тяжелый автомат: - Я знал, знал, что этот придурок в клетчатой кепке нас кинет! Его ухмылка говорила сама за себя – он любил хорошую драку, а уж про перестрелку и говорить нечего. Но Реборн вел Луче дальше и дальше, пока они не остановились перед тупиком – сплошной стенкой с неработающим ночником в виде двух переплетенных свечей. Киллер потяну его на себя, и тот поддался, на самом деле оказавшись рычагом – в стене открылся едва освещенный проход с ведущей куда-то наверх винтовой лестницей. - Иди до конца, выйдешь на крышу. Жди меня там. Он отвернулся, собираясь уходить. - Погоди. И замер. Луче, обойдя его, оказалась напротив. Ее защитник стоял, низко опустив голову, поля неизменной шляпы скрывали глаза. Она протянула руку и коснулась гладко выбритой щеки. - Пойдем со мной сейчас? – в голосе женщины слышится больше ничем не прикрытый страх. Не за себя. Бояться за себя Луче не умеет. Реборн глубоко вздыхает и поднимает взгляд, а в нем – беспокойство, что желал ото всех скрыть. За нее, нет, за них, ведь ее – двое. Ни за кого больше волноваться он не станет. Луче снова улыбнулась ему, кажется, ярче, чем обычно, и мужчина позволяет себе коснуться губами этой маленькой ладони, чтобы потом резко уйти, не проронив ни слова. Она недолго еще стояла и улыбалась в пространство, чувствуя, как в ней колотятся два сердца.
Когда Реборн пинком открывает дверь крыши, таща за собой вырывающегося Скалла, Луче уже поджидает их рядом с двухместным вертолетом. На обычно белоснежной и отглаженной рубашке наемного убийцы глава семьи Джинглионелло видит растекающееся пятна крови и вздрагивает, готовая кинуться на выручку. Но позже понимает – кровь не его. Она вздрагивает еще раз. Скалл яростно пинает воздух и, получив, наконец, свободу кидается на Реборна, пропускает удар прикладом в живот и падает на колени. - Я не хочу рисковать своей шкурой из-за нее! – гневно кричит он, и тут же ему в лоб упирается тот самый револьвер, что наводил ужас на всех, кому довелось его увидеть. - Мы их отвлечем, а вы улетайте как можно дальше, - спокойно отвечает киллер, будто и не слышал ничего. Оставив Скалла со словами «побежишь – пристрелю», Реборн помог Луче забраться в кабину. Возясь с ее ремнем безопасности, он ощутил, как загудела обшивка вертолета, и почувствовал поднимающийся ветер – начали работать лопасти. Этот психованный подросток все-таки завел мотор. - Когда доберетесь до базы Джинглионелло, не высовывайтесь и нигде не светитесь, ясно? – кричит убийца, стараясь перекрыть шум транспорта. Луче всматривается в его лицо и вдруг понимает, что, возможно, больше шанса выразить благодарность и то тонкое, нежное чувство, которое она испытывает к Реборну, но так старательно прячет, не представится. Как же быть? Вертолет начал отрываться от земли. И решение, похожее на вспышку, заставляет ее действовать с несвойственной беременным молниеносной скоростью, пока наемник еще не спрыгнул и не вернулся в гущу страха и смерти. Луче подается вперед резко, держась за поручень, чтобы не сорваться, но самолет дергается, и ее губы мазнули по его губам ничтожно легко. Раз. Два. Три. Реборн спрыгнул. Она не видела его лица.
* * *
Обречённо скользит Одинокая лодка Сквозь холодные воды Бесконечной печали. Только небу известно Всё о нашем сиротстве И о боли, что связана Клятвой молчания. Где-то есть острова утешения И спасительный берег Для того, кто умел верить. Там рождаются новые звёзды, И в горах расцветает миндаль Для того, кто умел ждать.
Он опустился на колени и напрягся, словно зверь перед прыжком. В полуразрушенном особняке стояла мертвая, давившая, будто бы имеет вес, тишина. Белая лампочка больше не раскачивалась, застыв на своем месте, выхватывая из мрака на полу круглое блюдце света. Это могло бы напоминать сцену в театре: артист выходит в освещенный круг, и время застывает, как декабрьский лед, а зрители, затаив дыхание, ждут начало монолога. Сейчас между ними происходил бой не на жизнь, а на ошибку, которая будет стоить кому-то этой жизни. Жертва и охотник, охотник и жертва – с какой стороны не посмотри, гибель ждет одного, того, кто не дождется. Реборн доверился своим ощущениям. - Реборн… Ее голос. - Мы погибнем?.. Ты не погибнешь. - Спасибо. Ожидание – страшное чувство. Где-то покатилась стеклянная бутылка. Грохот слышался всюду: из каждой стены, каждого угла, из потолка, из темноты, и слышался бы еще долго. Стекло хрустнуло. Громко лопнуло. Реборн выстрелил мгновенно, не глядя. Отдавая вместе с выстрелом всю обреченность этого вечера и этой ночи.
* * *
Первым из игры вышел Верде. Все же, он ученый, а не боец, и без должного плана за пазухой ему трудно одержать верх. Маммон, как выяснилось позже, поступил по своему разумению – сбежал через один из многочисленных потайных ходов. Фонг пал жертвой транквилизатора, но прежде повалил львиную долю нападавших. Дольше всего держались Колонелло с Лал, умело отстреливая толпу в бронежилетах, но позже какой-то умник догадался подкинуть им снаряд с усыпляющим газом, за что и поплатился: даже теряющая сознание Лал оставалась превосходным стрелком. В конечном итоге уцелели только двое: лучший наемный убийца и лучший политический и денежный махинатор, бывший заказчик, на поверку оказавшийся таким же быстрым и метким чистильщиком, как и сам Реборн. Хотел ли человек в клетчатой шляпе действительно получить их живыми, или он просто убирал свидетелей – пока не было ясно. Разведка Лал выяснила только, что их бывший заказчик оказался замешан в каком-то дурно пахнущем эксперименте над людьми. Читая похожий на бред сумасшедшего доклад в сотый раз, Реборн никак не мог связать боевые навыки, высокий интеллект, и, почему-то, детские пустышки. При чем тут были детские пустышки? Раздраженно откидывая листы, он наливал в стакан виски и думал совершенно о другом. После взлета вертолет, в котором находилась Луче, не проделав даже одной трети пути, сбитый, упал в небольшом лесу. Скалла нашли потерявшего сознание с двумя сломанными ребрами и рукой. Луче не нашли вовсе. Сбежала, укрылась в лесу или оказалась похищена – о ней больше ничего не было слышно. Канула в лету и сама семья Джинглионелло. Всякий намек на жизнь Луче был стерт, и только Реборн, закрывая глаза, представлял ее лицо, синие глаза, круглый живот и аккуратные шаги, которые все еще каждый раз ждал на том утесе. Да только вместо нее теперь всегда приходила, ступая по-военному четко, Лал. Реборн среди них всех один был уверен – Луче не погибла. Ему виделось, что она живет в уединении где-нибудь на севере Ирландии (ее любимой страны) в богом забытой деревушке и растит уже должную родиться дочь. Убийца знал: он о ней еще услышит. Оставалось только ждать. Ожидание – штука страшная, но Реборн подождет, храня память о посланнике неба – его мирной гавани.
А через сорок лет в дверь бывшего наемного убийцы постучится новая юная глава давно пропавшей семьи Джинглионелло - Юни, похожая на свою бабушку Луче, как две капли воды. С теми синими глазами, той нежной улыбкой и теми узкими запястьями. Девочка зайдет в его жизнь знакомыми аккуратными шагами, и, глядя на нее, Реборн поймет, что ждал не напрасно.
Он, скорее, не прыгающий, а рваный. Соглашусь с мнением - не самая моя лучшая работа. По языку были какие-нибудь комментарии? Мне просто интересно, для развития дальнейшего)
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
