На краю деревни Тояма, почти у самого леса, жили старик со старухой. Однажды осенним вечером они сидели и грелись у печки. По крыше стучал дождь, в домике было холодно и сыро. - Кого ты боишься больше всего на свете? - спросила старуха старика. Старик подумал и ответил:

- Конечно, тигра. Страшнее тигра нет никого на свете!

Старуха покачала головой:

- Это верно, тигр страшный зверь. Он нападает на овец, на коров и даже на лошадей. Но ведь у нас с тобой скота нет, что ж нам, беднякам, бояться тигра? Нет, я гораздо больше боюсь ямори, они такие противные, скользкие. Смотри, вон один уже ползёт!

И старуха показала на потолок: по потолку медленно полз ямори - маленькая серая ящерица.

А за окном притаился в это время тигр. Это был молодой, глупый тигр. Он крался вдоль стен и хотел пробраться в домик, чтобы съесть старика и старуху.

Слух у тигра острый. Стоя под окном, он услышал, что больше всего на свете старуха боится ямори.

Тигр обиделся. “Что это за ямори? До сих пор я думал, что страшнее меня нет никого. А выходит, что ямори ещё страшней. Хотел бы я посмотреть на этого зверя”, - сказал про себя тигр.

И он задумался о том, какая морда, какие клыки и лапы должны быть у ямори, которого люди боятся больше, чем самого тигра. В темноте ему представились самые страшные чудовища, какие только могут представиться молодому и глупому тигру ночью, в дождь, под чужим окном. И тигру стало страшно. Ему казалось, что ямори вот-вот выскочит из домика и набросится на него.

Вдруг старик в домике крикнул:

- Ай, ползёт!

Тут бедный тигр задрожал от ужаса и пустился бежать так быстро, как мог, так быстро, как никогда не бегают старые, умные тигры.

Только добравшись до самого леса, тигр побежал тише.

“Ну, теперь ямори далеко от меня, а я далеко от ямори”, - подумал тигр.

Он почти успокоился и хотел уже передохнуть, как вдруг опять задрожал от страха: что-то вскочило ему на спину.

“Ямори!” - подумал тигр.

На самом деле это был не ямори, а человек, деревенский конокрад.

Он давно уже стоял под деревом на опушке леса и посматривал, не бродит ли где-нибудь поблизости отвязавшаяся лошадь.

И вдруг он увидел, что к опушке леса бежит кто-то на четырех ногах.

От жадности у вора зарябило в глазах: ему показалось, что это жеребёнок. Конокрад изловчился, прыгнул на спину тигру и вцепился ему в шею.

А тигр со страху не разобрал, кто на него вскочил, да он и не мог видеть, что делается у него на спине. Ещё больше испугался тигр и пустился бежать во второй раз, да так быстро, как никогда не бегают старые, умные тигры.

Конокрад еле держался у тигра на спине. Никогда до сих пор он не видел, чтобы жеребёнок бегал так быстро. Испугался конокрад и ещё крепче ухватился за шею своего “жеребёнка”.

А тигру показалось, что это страшный ямори запустил в него свои когти. Он помчался ещё быстрей. А чем быстрей он бежал, тем крепче цеплялся за его шею конокрад, а чем крепче цеплялся за его шею конокрад, тем быстрее бежал тигр. Так, пугая друг друга, неслись они в глубь леса.

Тигр знал, что в лесу есть гора, а под горой глубокая яма. К этой яме он и бежал.

“Надо сбросить ямори в яму! Если не сброшу, он меня съест”, - думал тигр. Наконец он подбежал к самому краю ямы и что есть силы тряхнул головой. От толчка конокрад разжал руки, перекувырнулся и полетел вверх ногами в яму.

Тут только тигр перевёл дух и медленно поплёлся прочь.

Он очень устал за этот вечер.

Хвост у него повис, морда опустилась, и всё, что было на морде, тоже обвисло - и усы, и брови, только нос не обвис: нос у тигра плоский и поэтому висеть не может.

Неподалёку от ямы сидела на дереве обезьяна. Когда тигр бежал мимо неё, она показала на него пальцем и засмеялась.
- Отчего ты смеёшься? - спросил тигр обиженно.

- Уж очень у тебя смешной вид! Что с тобой?

- О, что со мной! Я сейчас видел ямори! - сказал тигр.

- А что это такое - ямори? - спросила обезьяна.

- Это страшное чудовище! Оно кинулось на меня и вскочило мне на спину. Но я не испугался. Я побежал к яме и сбросил чудовище на дно.

Обезьяна оскалила зубы и ещё громче засмеялась:

- Ах ты, дурак, дурак! Я видела, кого ты сбросил в яму. Это был вовсе не ямори, а человек.

Тигр рассердился:

- Обезьяна, а .говоришь дерзости.

Докажи, что это был не ямори, а человек!

- Что ж тут доказывать? Пойди сам к яме да и посмотри!

Тигр поёжился. Очень ему не хотелось возвращаться к яме. Но и отказаться нельзя было - стыдно перед обезьяной. Он стоял на месте и переминался с ноги на ногу, а так как у него было целых четыре ноги, то это продолжалось очень долго. Обезьяна посмотрела на него и опять засмеялась:

- Ну и трус же ты! Давай пойдём вместе.

Обезьяна слезла с дерева и храбро зашагала к яме.

Ничего не поделаешь, пришлось тигру пойти за обезьяной. Но до самой ямы он не дошёл, а остановился недалеко от края, спрятался за деревом и стал ждать, что будет.

Обезьяна подошла к яме и нагнулась.

- Ну, что там? -спросил тигр из-за дерева.

- Не знаю. В яме темно, ничего не видно. Как тут разберёшь, кто сидит в яме?

Обезьяна задумалась.

- А, придумала! Опущу-ка я туда хвост и пощупаю.

А надо сказать, что дело это происходило давным-давно. Обезьяны были тогда не такие, как теперь. У них был длинный-длинный хвост, такой длинный, что обезьяна могла свободно закинуть его себе на плечо и обмотать несколько раз вокруг шеи, как шарф.

Вот такой длинный хвост обезьяна и опустила в яму.

А в яме барахтался конокрад. Он пробовал вскарабкаться по отвесной земляной стене наверх, но каждый раз земля обваливалась и он падал на дно.

И вдруг он увидел, что в яму опускается какая-то длинная верёвка.

“Наконец-то пришли мне на помощь!” - обрадовался конокрад.

Он подпрыгнул, крепко ухватился обеими руками за обезьяний хвост и повис на нём.

Обезьяна сразу почувствовала, что за хвост кто-то уцепился. Она испугалась и дёрнула хвост кверху, но вытянуть его не могла, потому что конокрад был тяжёлый и крепко держался за хвост.

Тянула обезьяна, тянула, дёргала-дёргала, но так и не вытянула хвост. Только лицо у неё покраснело от натуги. А конокрад услышал, как она кряхтит, и подумал:

“Вот как стараются добрые люди меня вытащить! Только бы мне не сорваться!”

Подумал он это и ещё крепче уцепился за хвост.

Обезьяна так и завизжала от боли. Тигр услышал её визг, осторожно выглянул из-за ствола и увидел, что обезьяна мечется по краю ямы, дёргается изо всех сил, а отойти от ямы не может.

“Вот беда! - подумал тигр. - Видно, ямори поймал обезьяну за хвост. Сейчас он взберётся по хвосту наверх и выскочит!”

Тигр зажмурился от страха и в третий раз пустился бежать, да так быстро, как никогда не бегают старые, умные тигры.

А обезьяна и не заметила, как он убежал. В последний раз собрала она все свои силы и выдернула хвост. Но тут её длинный хвост оборвался и упал на дно, а у обезьяны остался только самый корешок хвоста.

С той поры хвост у обезьяны короткий, а лицо красное.

Вот что случилось в стародавние времена.
Провинцией Синано правил князь, который отличался завидным здоровьем, находился в расцвете сил и терпеть не мог стариков и старух.

И неряхи они, и княжеству нет от них никакого проку, говаривал он. Тех, кому перевалило за семьдесят, всех до единого он высылал на отдаленный остров. Прокормиться там было очень трудно, старики же и вовсе не могли добыть себе пропитания и быстро погибали. Горем и ненавистью к князю преисполнились сердца жителей Синано, но ничего поделать они не могли.

Есть в Синано местность под названием Сарасина. Жил там один крестьянин со своей старушкой-матерью. Из головы у него не выходила мысль, что матери уже исполнилось семьдесят лет и вот-вот должны явиться княжеские чиновники и увести ее. Разве перенесет она далекую ссылку? Какая уж там работа в поле - все у него из рук валилось! Измучился он вконец и решил, что лучше самому увести мать из дому, чем дожидаться, пока жестокосердные чиновники ушлют ее неведомо куда.

Наступил вечер пятнадцатого дня восьмого месяца. Полная луна заливала ясным светом поля и леса. Крестьянин, стараясь не выдать свой замысел, обратился к матери:

- Не правда ли, матушка, луна сегодня необыкновенно прекрасна? Пойдемте в горы, полюбуемся лунным сиянием.

Посадил он мать себе на спину и пустился в путь. Сначала он, шагая по заброшенной дорожке, пересек поляну, а потом вступил в лес. Тут старуха принялась обламывать ветки с деревьев, росших по обе стороны тропинки, и бросать наземь. Крестьянин удивился:

- Матушка, зачем вы это делаете? Старуха усмехнулась, но ничего не ответила. Крестьянин продолжал углубляться в горы. Он миновал лес, пересек долину и поднялся на вершину горы. Там царила мертвая тишина, даже птицы не пролетали над этой горой. От яркого лунного сияния было светло как днем, так что можно было разглядеть сверчка, едва слышно стрекотавшего в густой траве.

Крестьянин посадил мать на траву, взглянул на нее, и слезы хлынули у него из глаз.

- Что с тобой? - спросила старуха.
Сын опустился перед ней на землю и признался:
- Выслушайте меня, матушка! Я хитрил, когда приглашал вас полюбоваться луной. Доставил я вас в такую глушь потому, что вам пошел уже семьдесят первый год и я боюсь, как бы вас не отправили в ссылку на далекий остров. Вот я и придумал сделать так, чтобы вы не попали в руки безжалостных чиновников. Будьте, пожалуйста, снисходительны ко мне!

Старуху его слова, по-видимому, ничуть не удивили.
- Я давно все поняла и примирилась со своею участью. Ты же возвращайся домой и работай усердно. Уходи поскорей, а не то заблудишься дорогой,- ответила она.

Опечалился крестьянин, услышав такие слова. Долго не мог он расстаться с матерью, но она уговорила его, и он поплелся обратно. Разбросанные по земле ветки указывали ему путь, и он ни разу не сбился с дороги.

"Как предусмотрительна была матушка, набросав веток, чтобы я не плутал на обратном пути!" -думал он с глубокой благодарностью.

Возвратившись домой, он уселся у входа и устремил взор на луну, сиявшую над вершинами гор. Невыносимая грусть охватила его, слезы полились ручьем. "Как-то сейчас матушка там, на горе?"

Эта мысль опечалила его еще больше, и, не долго думая, он встал и зашагал по знакомой дороге, не заметив даже, что было уже за полночь. Когда он, едва переводя дух, забрался на гору, где оставил мать, она сидела, закрыв глаза, на прежнем месте и в той же позе, как и при расставании.

- Очень плохо я поступил, покинув свою мать, но теперь я ни за что вас тут не оставлю. Мы вернемся, и я буду заботиться о вас, как должно,- сказал крестьянин, и они вместе возвратились домой.

Однако жить по-прежнему им было нельзя: старуха рано или поздно могла попасться на глаза чиновникам.

Поразмыслив, крестьянин выкопал под полом яму и поселил в ней мать.
Однажды к князю прибыл посол с письмом от правителя соседней провинции. В письме говорилось: "Сделайте мне веревку из пепла, а не сделаете - пойду на вас войной и разгромлю".

Войско у правителя той провинции было сильное, и на победу надеяться не приходилось. Князь, оказавшись в затруднительном положении, созвал своих приближенных на совет, но никто не знал, как изготовить такую веревку.

Тогда по всему княжеству было объявлено: "Кто укажет способ сделать веревку из пепла, получит от князя большую награду".

В народе только и разговоров было, что о нашествии и разорении, которым подвергнется родная земля, если не удастся смастерить веревку из пепла.

- Вряд ли у кого это выйдет,- говорили люди. Никому в голову не приходило, как надо взяться за дело. И тогда наш крестьянин подумал: "Может быть, моя матушка знает, как это сделать?"

Спустился он в подпол и рассказал матери, что заботит людей. Старуха засмеялась:

- Да это легче легкого! Надо хорошенько пропитать веревку солью, а потом сжечь, вот и все!

"Что и говорить, старому человеку ума не занимать",- с гордостью подумал крестьянин. Он тотчас же отправился во дворец и рассказал, как следует поступить, чтобы получилась веревка из пепла. Князь обрадовался и дал крестьянину в награду много денег. Веревку, которую, казалось, изготовить было невозможно, вручили послу, и тот поспешил к своему властелину.

Прошло немного времени, и из соседней провинции опять прибыл посол. На этот раз он привез драгоценный камень и письмо, гласившее: "Проденьте через этот камень шелковую нить, а не сумеете - пойду на вас войной и разгромлю".

Князь принялся рассматривать камень со всех сторон. В камне было отверстие, по такое узкое и извилистое, что пропустить через него нить не было никакой возможности.

Князь созвал приближенных на совет, и они признали задачу неразрешимой.
Тому, кто догадается, как продеть шелковую нить через отверстие в камне, была предложена большая награда. Но как люди ни ломали себе головы - придумать ничего не могли.

А крестьянин опять отправился за советом к матери.
- Что же тут трудного? Надо намазать медом камень у одного конца отверстия, привязать муравья к шелковинке и пустить его с другого конца. Муравей поползет на запах меда по всем извилинам и протянет за собой нить сквозь отверстие,- ответила она, улыбаясь.

Крестьянин заторопился во дворец, предстал перед князем и пересказал ему все, что услышал от матери.

Князь был очень доволен и хорошо наградил его. А посол, получив обратно драгоценный камень с продетой через него шелковой нитью, отправился восвояси.

Понурился правитель соседней провинции, когда вернулся его посол. "Да, есть в Синано умные люди! Не так-то просто прибрать к рукам эту землю!" -подумал он.

А в Синано все успокоились и решили, что враг унялся и больше к ним не сунется.

Но вскоре в третий раз явился посол с письмом. На этот раз он вел в поводу двух кобылиц. "Определите на глаз, которая из кобылиц мать, которая дочь, а не сможете - пойду на вас войной и разгромлю",- прочитал князь в письме.

Взглянул он на лошадей, а те как две капли воды похожи одна на другую: обе одного роста, одной масти, даже скачут и резвятся одинаково. Задумался князь, созвал приближенных на совет, но те и на этот раз ничего не придумали. Волей-неволей пришлось ому объявить, что всякий, кому удастся разрешить новую задачу, получит любую награду, какую пожелает.

Народ заволновался. Желающие заслужить награду толпами приходили ко дворцу и разглядывали приведенных из соседней провинции лошадей. Но даже известные на всю округу знахари-коновалы в недоумении покачивали головами.

А крестьянин вновь обратился к матери. Выслушав сына, она, как и прежде, сказала с улыбкой:

- Ну, и это не велика трудность! Про такое дело мне как-то рассказывал покойный муж. Надо положить перед лошадьми охапку травы. Одна сразу набросится на еду: это - молодая лошадь. Другая переждет, пока первая насытится, и лишь потом доест остатки - это и будет мать.

Обрадованный крестьянин прибежал во дворец и попросил:
- Поручите мне, пожалуйста, отличить кобылку от ее матери!
Он набросал лошадям свежей травы, и все произошло так, как говорила старуха: одна лошадь сразу же с жадностью стала поедать траву, а другая осталась стоять спокойно, глядя, как та кормится.

Тут и князю все стало ясно.
- Здесь, конечно, ошибки быть не может! С этими словами он повесил на лошадей таблички с надписями и передал кобылиц послу.

- Вы совершенно правы,- проговорил посол и уныло двинулся в обратный путь.
- Ты оказался мудрее всех. Дарю тебе все, что пожелаешь! - сказал крестьянину князь, изумленный его сметливостыо.

Крестьянин сообразил, что сейчас самое время просить князя пощадить старуху-мать.

- Денег мне не надо и вещей тоже,-сказал крестьянин.
Князь изменился было в лице, но крестьянин поспешно продолжал:
- Я прошу вас спасти жизнь моей матери. И он рассказал князю все без утайки. Тот слушал, вытаращив глаза от удивления. Узнав, что все задачи удалось разрешить благодаря проницательности старой женщины, он был поражен.

- Верно говорится, что старикам ума не занимать! - воскликнул он.- Умная старуха спасла от беды всех нас. Я прощаю крестьянина, скрывшего свою престарелую мать, и впредь не буду ссылать стариков на остров.

Крестьянин был щедро награжден, а ликованию. народа не было предела.
И так как последняя задача, на которую больше всего рассчитывал правитель соседней провинции, была удачно разгадана, ему пришлось отказаться от мысли завладеть провинцией Синано.

Когда-то давно жили в одной местности две сестры. Старшая была красивая и добрая девочка, а младшая - злая, жадная.

Однажды в ясный осенний день младшая сестра сказала старшей:
- Сестра, пойдем в горы собирать желуди.
- Хорошо, они, наверное, ужо созрели и осыпались. Пойдем пособираем,- ответила старшая сестра. Они взяли по мешку и отправились в горы. В горах им попадалось много потрескавшихся желудей. Сестры усердно собирали их и клали в мешки. Но младшая украдкой сделала в мешке старшей дырку, и, сколько та ни собирала желудей, ее мешок никак не наполнялся: желуди вываливались из дырки и падали на землю. А сзади шла младшая сестра и, не разгибая спины, подбирала их.

- Я уже наполнила мешок, сестра. Пойдем домой,- сказала она.
А старшая ответила:
- Ах, ты уже набрала? Как быстро! А мой мешок еще не полон.
- Тогда не торопись, собирай. А я вернусь домой,- сказала младшая и быстро ушла.

Старшая сестра осталась одна. Разыскивая желуди, она незаметно зашла далеко в горы и скоро сбилась с дороги.

- Ах, что же мне теперь делать?
С плачем блуждала она по горам. Тем временем совсем стемнело. Неожиданно девочка увидела ветхий маленький храм. В нем одиноко стоял Дзидзосама (Дзидзосама- божество, покровительствующее детям.). Лицо у него было ласковое, доброе. Старшая сестра опустилась перед Дзидзосама на колени и почтительно поклонилась ему.

- Дзидзосама, Дзидзосама, в горах стемнело. Я, бедная девочка, не знаю, как быть. Разреши мне, пожалуйста. переночевать эту ночь здесь.

- Гм, гм! Оставайся, я не против. Но в последнее время с наступлением ночи откуда-то собирается сюда много красных и синих чертей; они пируют и шумят. Не будет ли тебе страшно ночевать здесь? - ответил Дзидзосама.

- Ой! - вскрикнула старшая сестра.- Но мне некуда больше идти!
И она заплакала. Дзидзосама пожалел ее:
- Хорошо, хорошо. На эту ночь я спрячу тебя за своей спиной. Но ты должна тоже кое-что сделать.

- А что мне надо сделать?
- За моей спиной на стене висит шляпа из осоки. Когда наступит полночь, соберутся черти, напьются сакэ и начнут танцевать, ты несколько раз ударь по этой шляпе и пропой, как петух: "Кукареку!"

- Хорошо, я поняла,- сказала старшая сестра и спряталась за спиной Дзидзосама.

В полночь откуда ни возьмись явилось множество красных и синих чертей. Это и в самом деле были страшные черти с ужасными рожами и рогами на голове. Взвизгивая, бормоча что-то непонятное, достали они целую гору золотых и серебряных монет и стали считать их. Потом начали пить сакэ. Напившись допьяна, они принялись отплясывать:

- Скок-прыг, трам-тарарам, скок-прыг, трам-тарарам! "Теперь самое время",- подумала старшая сестра и, как ей наказывал Дзидзосама, сильно забарабанила рукой по шляпе из осоки и по-петушиному пропела: "Кукареку!"

Черти, с увлечением кружившиеся в пляске, так и подскочили.
- День наступает! Беда! Беда! Уже петух пропел!
- Светает! Беда! Беда!
- Бежим! Бежим!
Вопя во всю глотку и толкая друг друга, в страшном смятении бросились они бежать.

А вскоре и вправду рассвело. Старшая сестра горячо поблагодарила Дзидзосама и собралась идти домой. Но Дзидзосама окликнул ее:

- Эй, послушай! Нельзя оставлять неведомо кому то, что здесь лежит. И золото и серебро - теперь твои. Забирай все!

Старшая сестра наполнила золотыми и серебряными монетами карманы, взяла в руки столько денег, сколько могла унести, разыскала лесную дорожку и вернулась домой.

Дома отец и мать очень беспокоились. Когда она рассказала им о Дзидзосама и выложила деньги, они обрадовались и сказали:

- Вот и хорошо! Это награда за твой скромный нрав и доброе сердце.
Только один человек не радовался удаче старшей сестры - это была злая и жадная младшая сестра. Она хотела сделать сестре неприятность, а получилось наоборот - сама помогла ей получить богатство. И ей стало невыносимо досадно.

И вот как-то младшая сестра взяла дырявый мешок и опять позвала старшую в горы за желудями. На этот раз сколько ни собирала она желудей - все они вываливались из дырки. А старшая сестра сразу же наполнила свой мешок желудями.

- У меня уже полный! А у тебя? -спросила она.
- У меня еще почти пустой,- ответила младшая.
- Тогда давай пособираем вместе.
- Не надо. Суешься не в свое дело!
- Ну, давай поделим мои.
- Вот еще! Не говори глупостей. Раз наполнила мешок, возвращайся быстрее домой,- сказала младшая сестра и сердито надула губы.

Делать нечего, отправилась старшая сестра домой.
- Вот и хорошо! - сказала младшая, оставшись одна, и быстро пошла дальше в горы,- хоть бы поскорей стемнело! Ох, уж это солнце, до чего оно медленно движется!

Вскоре стало смеркаться. Придя на место, о котором рассказывала старшая сестра, младшая отыскала маленький старый храм.

- Вот он! Вот он! Здесь! И Дзидзосама стоит. А на месте ли шляпа из осоки?
Она заглянула за спину Дзидзосама: шляпа из осоки была там.
- Тут! Тут! Хорошо бы было в нее ударить!
- Добрый вечер, Дзидзосама. Почему у тебя такое странное лицо? Все говорят, что Дзидзосама очень приветлив. Кстати, разреши мне сегодня переночевать здесь. Никаких чертей я не боюсь, а подражать пению петуха умею очень хорошо. Это совсем просто. Если сегодняшний вечер будет удачным, я тоже окажу тебе, Дзидзосама, небольшую услугу.

Услышав это, Дзидзосама очень удивился и подумал: "Что это за странная девчонка пришла сюда?"

Не обращая ни на что внимания, младшая сестра быстро зашла за спину Дзидзосама.

- Хочешь ты или не хочешь, но я здесь переночую. Ах, какой ты пыльный и грязный, Дзидзосама! Очень неприятно было бы провести даже одну ночь в таком грязном месте и не получить никакой награды. Ну, да уж ладно!

Ворча, она достала принесенные с собой колобки и стала жевать.
- Видно, вкусно! Не дашь ли ты мне один? - спросил ее Дзидзосама.
Младшая сестра скорчила гримасу.
- Что ты говоришь? Ведь божества не едят. Тебя бы назвали обжорой. А ты вовсе не такой уж спокойный. Фу, противно! - сказала она и искоса со злостью посмотрела на Дзидзосама.

После этого Дзидзосама больше уж ничего не говорил.
Наступила полночь, и послышался визг чертей.
- Пришли! Пришли-таки! - обрадовалась младшая сестра.
В эту ночь тоже собралась большая толпа чертей - красных и синих; они пересчитывали золотые и серебряные монеты и пировали.

Жадная младшая сестра, увидев кучу денег, не смогла вытерпеть. Она раньше времени ударила по шляпе из осоки, висевшей позади Дзидзосама, и пропела непохожим на петушиный голосом:

- Кукареку! Кукареку! Кукреку! Кукреку!
Но черти еще не опьянели.
- Ой, разве уже рассвело?
- Нет, еще не должно светать. Чересчур рано. Как странно!
- Да-да, очень странно! Давайте поищем, нет ли здесь кого.
И черти зашли за спину Дзидзосама.
- Здесь! Здесь человек! Какая-то девчонка! Они увидели дрожавшую от страха младшую сестру и вытащили ее из угла.

- Глупая! Бестолковая! Вздумала петуха изображать! Разорвем ее на куски и съедим на закуску к сакэ!

- Простите! Ой-ой-ой! Помогите! Я... я буду хорошая! Только не... не... не убивайте меня - обливаясь слезами, просила младшая сестра.

Едва-едва спаслась она и еле живая прибежала из лесу домой.

Вот такая история.

"Если Юривака-дайдзин ложился спать, то почивал семь дней подряд. А очнувшись от сна, семь дней бодрствовал, глаз не смыкая. Уж такой он был человек!

Однажды, когда он плыл на корабле в Эдо, море сильно разбушевалось. Волны понесли корабль на восток и прибили к необитаемому острову Акарэмуна.

Первым сошел на землю старший кэрай. Осмотрел он остров и говорит многочисленной свите:

- Высаживайтесь на берег, отдыхайте и развлекайтесь. А я постерегу сон нашего господина.

Перевез он на берег спящего Юривака-дайдзина. А через некоторое время сказал:

- Какой шум вы подняли! Не даете господину почивать спокойно. Ступайте же обратно на корабль и там веселитесь вволю.

Все телохранители и слуги вернулись на корабль, а дайдзин все еще почивал. Тогда старший кэрай взял его пояс и меч, взошел на борт и приказал отчалить.

Вернулся он во дворец своего господина и объявил его супруге:

- Дайдзин скончался в пути. Перед смертью он сказал мне:

“Поручаю тебе мою жену. Отныне ты ее законный муж”. Я спешил сюда, чтоб совершить похоронный обряд по моему господину и выполнить его предсмертную волю.

Но супруга дайдзина ответила:

- Не может такой человек исчезнуть бесследно с лица земли. Пусть он умер, но душа его осталась. Не могу я стать вашей женой.

Другие кэрай поддержали ее:

- Надо, по обычаю, три года соблюдать траур.

Но старший кэрай прикрикнул на них:

- Молчать! Ни слова! - и принудил супругу своего господина согласиться.

У Юривака-дайдзина был великолепный конь. Старший кэрай вздумал сесть на него, но конь заартачился и никого не подпускал к себе. Построили железную конюшню и заперли в ней строптивого коня.

Семь дней спал Юривака-дайдзин на пустынном острове и наконец пробудился. Смотрит вокруг - ни души человеческой, нигде огня не видно. Понял он тогда, что спутники покинули его.

Каждый день собирал Юривака-дайдзин раковины на морском берегу и кинжалом вынимал из них мякоть. Так жил он долгое время в полном одиночестве.

Но однажды мимо острова проплывал большой корабль. Дайдзин стал махать руками, призывая на помощь, и с корабля его заметили.

Один из мореходов усомнился:

- Это ведь безлюдный остров. Уж не черт ли приманивает нас?

Но другой мореход, человек бывалый и сведущий, возразил ему:

- Нет, нет, смотри, он склоняет голову в мольбе. Надо причалить и на конце весла подать ему три сухих рисовых зернышка. Человек возьмет зерна в рот и станет жевать их, а черт разом проглотит.

Вот причалил корабль к берегу. Смотрят мореходы -перед ними какое-то диковинное существо, на человека не похоже. Космы во все стороны торчат, лицо волосами заросло. Но все же подали они ему на конце весла три сухих рисовых зернышка.

Положил он их в рот и начал не спеша жевать.

Тогда с корабля спустили челнок и приняли дайдзина на борт.

Воротившись на свой родной остров, дайдзин первым делом пошел в дом к одному из своих соседей и сказал его слугам:

- Я - косарь. Наймите меня косить траву на корм для коней.

Слуги давай потешаться над ним - уж очень страхолюден, но наконец позволили ему один разок, куда ни шло, испробовать свои силы. Мигом выкосил он целый луг, так что все диву дались.

На другой день дайдзин отправился на работу с семью другими косарями. И говорит он им:

- Зря вы полдня теряете, чтобы скосить траву, где только приметите, и там и сям. Я все травяные заросли вместе сволоку, чтобы подручней было. Пусть каждый накосит одну корзину для себя и одну - для меня.

И все травяные заросли мигом в одно место сволок с землей и корнями. Обрадовались косари. Быстро скосили траву, и каждый дал Юривака-дайдзину одну корзину. Стал он носить хозяину три раза в день по семь полных корзин скошенной травы.

Хозяин дома рассказал об этом своим соседям. А среди них был тот самый кэрай, что покинул своего господина на необитаемом острове, женился на его супруге и велел величать себя дайдзином

- Одолжите мне этого силача на один день,- стал просить самозваный дайдзин.

- Не могу, - говорит хозяин косарей.

- Прошу вас, одолжите, на один день всего.

- Хорошо, но спросим раньше косаря, согласен ли он. Косарь охотно согласился:

- Что ж, пойду.

Идет Юривака-дайдзин не куда-нибудь - в свой собственный дом, а по дороге свернул к железной конюшне.

- Берегись, - кричат ему, - не входи туда! Там бешеный конь, он тебя загрызет!

Но Юривака-дайдзин смело распахнул двери, вошел в конюшню и сказал на ухо коню:

- Неужели ты забыл своего прежнего хозяина?

У коня грива дыбом стояла, а тут сразу опустилась. Вывел Юривака-дайдзин коня во двор.

- Дайте мне седло,— попросил он.- Про качусь-ка на этом коне.

Четыре человека еле-еле принесли седло, а он его одной левой рукой положил на спину коня.

- Теперь принесите мне бич.

Два человека еле-еле приволокли бич, а он его поднял одним мизинцем, вскочил на коня и три раза проскакал по двору взад и вперед.

Потом Юривака снял седло и забросил между павильонами дворца, а коня отвел назад в его стойло.

- Теперь дайте мне лук вашего прежнего хозяина. Пущу для потехи одну стрелу.

Принесли ему огромный лук. Взял он его, легко натянул и говорит:

- На блюде перед вашим хозяином сидит птица. Уточка, в сторону, селезень, сюда!

Вышел вперед самозваный дайдзин:

- Что такое, где ты птицу увидел?

Но тут засвистела стрела и пронзила обманщика, а Юривака-дайдзин вошел в свой дом.

При виде его молодая супруга так зарыдала, что дыхания не перевести. Поведала она Юривака-дайдзину все, что с ней случилось.

- Не могла ты, слабая женщина, устоять против грубой силы,— ласково сказал он.- Будем же мужем и женой по-прежнему.

И стали они снова жить счастливо, в добром согласии."

Давным-давно жил в деревне Асано старик. Звали его Гоэмон. Это был необыкновенный старик: на правой щеке у него торчала шишка. Большая круглая шишка, похожая на хорошее яблоко.

Когда Гоэмон смотрел налево, он всё видел. А когда смотрел направо, то видел только свою шишку. Это ему очень не нравилось. А вдобавок от тяжёлой шишки голова у него свешивалась набок. Это тоже было неудобно.

Старик только и думал, как бы ему избавиться от шишки.
Вот раз пошёл он в лес на гору нарубить себе дров. Вдруг началась гроза. Ударила молния, загремел гром, полил дождь.
“Куда бы мне спрятаться? ”- подумал старик и стал смотреть по сторонам. Неподалёку он увидел большое дуплистое дерево. Обрадовался старик, побежал к дереву и забрался в дупло.

А уже стемнело. В горах не стучали больше топоры дровосеков. Было совсем тихо. Только ветер с воем проносился мимо дерева. Гоэмону стало страшно. Со страху он съёжился на самом дне дупла, крепко зажмурился и стал бормотать про себя: “Кувабара, кувабара” ("Чур меня!").

В полночь, когда ветер утих и капли дождя стали падать всё реже и реже, с горы раздался какой-то шум - громкий топот и голоса.

Сидеть в дупле старику было так скучно, что он очень обрадовался голосам. Открыл глаза, поднялся во весь рост и осторожно высунул голову из дупла.

Что же он увидел?
С горы к дереву шли не люди, а горные чудища. Красные, синие, зелёные. У кого было три глаза, у кого два носа, у кого рог на лбу, у кого рот до ушей. А только такой шишки, как у Гоэмона, не было ни у одного чудища. Гоэмон ещё больше испугался. Он присел в дупле и так съёжился, что стал чуть ли не меньше своей собственной шишки.

Тем временем чудища с воем и рёвом подошли к самому дереву и стали рассаживаться на траве. Главное чудище село посредине, а по бокам полукругом уселись чудища поменьше. Потом все они достали из карманов фарфоровые чашечки, рисовую водку и стали угощать друг друга, совсем как люди. Сначала пили молча, потом хором запели песню, а потом вдруг одно маленькое чудище вскочило, выбежало на середину круга и пустилось плясать. За ним пошли в пляс и остальные. Одни плясали получше, другие похуже. Когда пляска кончилась, главное чудище одобрительно кивнуло головой и сказало:
- Хорошо, очень хорошо! У нас сегодня весело. Но только вы все пляшете одинаково. Вот если бы хоть кто-нибудь сплясал по-другому, по-новому!

Старик всё это слышал. Он сначала сидел в дупле и боялся открыть глаза. Но потом понемногу его стало разбирать любопытство. Он осторожно приподнялся и чуть-чуть высунул голову наружу, так что только его левый глаз был над дуплом, а правый глаз, нос и шишка оставались в дупле. А когда Гоэмон увидел, как весело чудища пляшут, он совсем забыл про страх. Ноги у него так и заёрзали. Но в дупле было тесно - там не то что плясать, а и пошевелиться нельзя было.

И вдруг Гоэмон услышал, как главное чудище проговорило: “Вот если бы хоть кто-нибудь сплясал по-другому, по-новому!” Тут старику до смерти захотелось выскочить из дупла и поплясать на свободе. Нет, страшно! А вдруг съедят?
Пока он так раздумывал, чудища принялись все разом хлопать в ладоши, да так дружно и весело, что Гоэмон больше не мог утерпеть.
- Эх, чего бояться! Попляшу в последний раз, а там пускай едят!

Он опёрся рукой на край дупла, перекинул ногу и выскочил прямо на середину круга.
Чудища даже перепугались. Повскакали с мест, всполошились:
- Что такое?
- Что случилось?
- Человек!

А старик, не слушая ничего, давай плясать! То подскочит, то пригнётся, то сожмётся, то вытянется, то направо забежит, то налево отойдёт, то волчком завертится. Пляшет и покрякивает:
- Э-э, коря, э, коря...
Чудища засмотрелись на него, стали притопывать ногами, прищёлкивать языком, бить в ладоши.
- Здорово!
- Ярэ!
Когда Гоэмон наконец выбился из сил и остановился, главное чудище сказало:
- Вот спасибо, старик! Мы сами любим поплясать, а такой пляски ещё никогда не видели. Приходи завтра вечером, спляши нам ещё раз.

Гоэмон только улыбнулся:
- Ладно! Я и без вашего зова приду. Сегодня, по правде говоря, я не собирался плясать, не приготовился. А уж к завтрашнему вечеру я припомню всё, что плясал в молодости.

Тут чудище, которое сидело справа от главного, сказало:
- А может, старик задумал нас обмануть и не придёт? Надо взять у него что-нибудь в залог.

Главное чудище кивнуло головой:
- В самом деле надо.
- Но что же у него взять?
Чудища зашумели. Одни кричали: “Шляпу!”, Другие: “Топор!”

Но главное чудище подняло руку и, когда все замолкли, сказало:
- Лучше всего взять у него шишку со щеки. Я видал людей и знаю, что такой шишки ни у кого нет. Наверно, это очень драгоценная вещь.

У Гоэмона от радости задрожали руки и ноги. Но он притворился, что ему очень жаль своей шишки.
- Лучше вырвите у меня глаз, - закричал он, - лучше выдерните язык, оторвите нос, уши, но только, пожалуйста, не трогайте шишку! Я столько лет ношу её, я так берегу её. Что я стану делать без шишки?

Главное чудище, услыхав это, сказало:
- Поглядите, как он дорожит своей шишкой! Ну, если так, взять её!
Сейчас же самое маленькое чудище подскочило к старику и мигом открутило шишку с его щеки. Гоэмон даже ничего не почувствовал.

В это время стало светать. Закаркали вороны.
Чудища засуетились.
- Ну, старик, приходи завтра! Получишь назад шишку.
И вдруг все исчезли.
Гоэмон оглянулся - никого нет. Потрогал щеку - гладко. Скосил глаза вправо - и сосну видит, и ветки, а шишку не видит.
Нет больше шишки!
- Вот счастье! Ну и чудеса бывают на свете!
И старик побежал домой, чтобы поскорей обрадовать свою старуху.

Когда старуха увидала его без шишки, она всплеснула руками:
- Куда же ты девал свою шишку?
- У меня её черти взяли.
- Ну-ну! - только и сказала старуха, и глаза у неё стали круглые.
А в той же самой деревне жил другой старик. Звали его Буэмон. Он так был похож на Гоэмона, как будто один из них был настоящий, а другой вышел из зеркала. У Буэмона тоже была на щеке

Большая шишка, только не на правой, а на левой.
Поэтому, когда он смотрел направо, то видел всё, что хотел видеть, а когда смотрел налево, то видел не то, что хотел, а только свою шишку.

И голова у него тоже свешивалась, только не направо, а налево.
Шишка Буэмону давно надоела. Ему очень хотелось, чтобы у него не было шишки.

Вот идёт он по деревне и встречает своего соседа, Гоэмона. Смотрит, а у Гоэмона правая щека стала такая же гладкая, как и левая. Будто и не было у него шишки.

- Слушай, - спросил он,- куда же девалась твоя шишка? Может, её срезал какой-нибудь искусный лекарь? Скажи мне, пожалуйста, где он живёт, и я сейчас же пойду к нему. Пусть он срежет и мою шишку.

А Гоэмон отвечает:
- Нет, это не лекарь снял мою шишку.
- Не лекарь? А кто же? Тут Гоэмон рассказал Буэмону всё, что с ним случилось в прошлую ночь.
- Вот оно что! - сказал Буэмон. - Ну, плясать-то и я умею! Сегодня же пойду к чертям и спляшу. Скажи только, где это место, куда они приходят ночью.

Гоэмон рассказал подробно, как найти дерево с дуплом, в котором он просидел ночь.
Буэмон, конечно, обрадовался и сейчас же побежал в лес, нашёл дерево, залез в дупло и стал ждать чудищ.

Ровно в полночь сверху с горы послышался шум:
Громкий топот и голоса. К дереву с воем и рёвом бежали красные, синие, зелёные чудища. Как и накануне, они расселись на траве перед деревом и начали пировать. Сперва выпили рисовой водки, потом запели хором песню.

А старик как только увидел чудищ, забился в дупло и зажмурил глаза. Со страху он даже забыл, зачем пришёл.
И вдруг он услышал, как главное чудище проревело:
- Ну что, нет ещё старика?

Маленькое чудище запищало в ответ:
- Где старик? Что же нет старика? Тут Буэмон вспомнил про свою шишку и подумал: “Ну, уж если пришёл, надо вылезать. Так и быть, спляшу им!”

И он кое-как выкарабкался из дупла. Самое маленькое чудище увидело его и завизжало во весь голос:
- Пришёл! Пришёл! Вот он!
Главное чудище обрадовалось:
- А, пришёл? Ну, молодец, старик! Ступай-ка сюда, попляши.
Чудища захлопали в ладоши. А старик от страха чуть жив: поднял он правую ногу - левая подогнулась, чуть не упал. Поднял левую - правая подогнулась, опять чуть не свалился.

Главное чудище смотрело-смотрело и вдруг рассердилось:
- Что это за пляска! Ты сегодня так скверно пляшешь, что смотреть противно. Довольно! Убирайся! Эй, отдать ему залог!

Сейчас же самое маленькое чудище подбежало к старику. - На, получай обратно!

И шлёп! - прилепило ему шишку на правую щёку. Теперь у старика две шишки: справа шишка и слева шишка. Зато хоть голова не свешивается ни направо, ни налево, а держится прямо.

Прежде установления точного времяисчисления, когда земля еще была не устроена, всюду царствовал хаос. Земля и вода, свет и тьма, звезды и небесная твердь представляли из себя одну дымящуюся, пенящуюся, не имеющую определенной формы массу.

Все было безобразно, все было перемешано, и не существовало ни одного живого создания.

Призраками носились облака над беспокойно движущеюся морскою поверхностью. Первое божество возникло из чудовищной почки копьеобразного тростника, поднимавшегося из глубины безграничного хаоса. Потом произошли другие божества, но миновали три поколения божеств, прежде чем определились точные границы между небом и землей. Наконец, на том месте, где поднялась вверх вершина волчьей травы, явились первые небесные духи.

Власть их не простиралась на глубоко лежащий под ними мир, в котором еще долго после того царил хаос. Только четвертому поколению богов было предназначено совершить создание и устройство земли.

Эти два существа были - могущественный дух воздуха Ицанаги и прекрасная богиня облаков Ицанани. От них произошла вся жизнь.

Ицанаги и Ицанани прогуливались по колеблющемуся небесному мосту, который висел над пропастью, отделявшей землю от неба. Он поддерживался воздухом надежно и крепко. И сказал однажды дух воздуха богине облаков:

- Под нашими стопами должно возникнуть королевство, и мы будем посещать его.

И, сказав это, он вонзил свой украшенный драгоценными камнями жезл в самую глубину кипящей массы.

Капли, которые сорвались с острия его жезла, окаменели, и из них образовался остров Оногоро.

И сошли на него создатели мира и возвели на нем огромный гористый конус с тем, чтобы на вершине его мог утвердиться небесный мост, и чтобы вокруг него мог вращаться весь остальной свет в вечном круговороте.

Мудрость небесных духов определила Ицанаги быть мужем Ицанани, и эта божественная пара должна была поселиться на земле. Но как то приличествовало их высокому происхождению, бракосочетание должно было завершиться приличествующим случаю празднеством.

И вот Ицанаги пошел вокруг созданной ими горы слева направо, а Ицанани — справа налево. И когда богиня облаков издалека еще заметила духа воздуха, она в восхищении воскликнула:

- Ах, какой прекрасный и миловидный юноша!

На это Ицанаги с воодушевлением тоже воскликнул:

- Какая прекрасная, красивая девушка!

Они приблизились друг к другу, взялись за руки, и брак был заключен. Но по некоторым неведомым причинам супружеская жизнь обоих богов не была счастлива, на что они надеялись прежде. Они создали новый остров Аавйи, который выступил из глубины моря, но он оказался обнаженной пустыней.

Хируко - их сын-первенец - был человек слабого сложения, почему создатели земли положили его в челнок, сплетенный из волчьей травы, и покинули его на волю и милость ветра и волн.

В глубокой печали перешли Ицанаги и Ицанани по небесному мосту на небо, где небесные духи держат свой вечный совет. Они узнали от духов, что Ицанаги должен был заговорить первый, когда они встретились, обходя гору земли. И вернулись супруги снова на землю, и снова отправился в путь - Ицанаги по правой, а Ицанани по левой стороне вокруг горы. И когда они повстречались на этот раз, Ицанаги воскликнул первый:

- Ах, какая прекрасная и миловидная девушка!

А из уст Ицанани радостно раздалось ему навстречу:

- Ах, какой прекрасный и миловидный юноша!

И снова взялись они за руки, и с этих пор началось их полное счастье. И вот создали они семь больших островов королевства Япония; сначала роскошный остров Большой Ямато; потом - Тсукуши, Ихо, и много других.

Маленькие, скалистые островки архипелага образовались из морской пены и раскатывающихся волн, когда они, высоко взбрызгивая, громоздились на морском побережье уже созданных островов.

Таким образом образовались Китай и весь материк остального света. Ицанаги и Ицанани были дарованы четверо детей: властитель рек, бог гор, позже - бог деревьев, и богиня, посвятившая себя защите нежных растений и трав. И сказал тогда Ицанаги Ицанани:

- Ну, вот мы создали могущественное королевство восьми островов, с горами, реками и растениями; но теперь должно явиться божество, которое бы властвовало над этим чудным миром.

Прошло время, и Ицанати подарила своему супругу дочь. Ее ослепительная красота и величественный вид говорили о том, что ее трон должен находиться среди облаков. То была Ама-Теразу - богиня, озаряющая небо. Ицанаги и Ицанани были восхищены и воскликнули:

- Наша дочь должна обитать в голубом эфире глубоких небес и с высоты их управлять миром!

И тотчас же они возвели богиню на вершину горы и по чудесному мосту - на небо. Едва небесные духи завидели Ама-Теразу, они тоже воскликнули в восхищении:

- Ты должна вступить в нежную синеву небосвода, где отныне ты будешь сиять, и твоя сердечная улыбка будет одушевлять все мироздание и землю. Белокудрые облака будут твоими слугами, а сверкающие капельки росы - твоими мирными посланниками!

Следующий ребенок Ицанаги и Ицанани был сын, и так как он был тоже прекрасен собой и нежен, и навевал грезы, как летний вечер, то они порешили, что он тоже должен обитать на небе, как соправитель Ама-Теразу; имя его было - Тзуку-Иоми, бог месяца

Бог Сузано-о был другой сын божественной пары. Но совершенно противоположно брату и сестре, он любил мрак и тень. Когда он плакал, от слез его травы выжигались на горах, цветы увядали, и люди умирали. Мало было радости Ицанаги от него, но все же он назначил ему владеть океаном.

После того как был создан свет, счастливой жизни духа воздуха и богине облаков настал конец. Родился всеистребитель Бог огня, и Ицанани умерла. Она скрылась в глухое уединение царства лесов, в страну Кии, а затем сошла в мрачные владения подземного мира.

Ицанаги был смертельно огорчен разлукою с Ицагаги; он собрался в путь искать ее и достиг ворот царства мрака и тени, где и не ведали о существовании солнечного света.

Сама Ицанани страшно желала покинуть это место печали и вернуться на любимую ею землю. Но все же дух ее вышел навстречу Ицанаги и нежно, заботливо умолял его не искать ее в этих подземных пещерах.

Но отважный бог Ицанаги не послушался добрых советов. Он устремился вперед и при свете, изливающемся от его гребня в волосах, искал долго и усердно свою возлюбленную супругу. Страшные призраки выступали перед ним, но он следовал мимо них с королевским величием. Стоны, безнадежные сетования погибших душ звучали в его ушах, но страх был ему неведом.

После долгих поисков он нашел свою Ицанани: она лежала на земле - полное олицетворение безграничного отчаяния, до того изменившаяся, что Ицанаги долго, недоверчиво всматривался в ее глаза, прежде чем узнал ее. Но Ицанани разгневалась на Ицанаги за то, что он не послушался ее уговоров, так как знала она, что его труды и мучения, претерпеваемые за нее, будут бесполезны. Без согласия властителя подземного мира она не смела вернуться на землю, а этого согласия она тщетно добивалась и сама.

И должен был Ицанаги бежать, жестоко теснимый восемью чудовищами подземелья, чтобы спасти свою жизнь. Он храбро защищался мечом и, наконец, сбросил свой головной убор, который превратился в драгоценнейшие пурпуровые грозди винограда, бросил и гребень, изливавший свет, который превратился в нежные бамбуковые стебли, и тем временем, пока чудовища жадно глотали сладкий виноград и нежные стебли, Ицанаги достиг широких ступеней лестницы, которая вела на белый свет. Но на последней ступени он остановился и бросил Ицанани:

- Надежда на нашу встречу пропала, наша разлука будет навеки!

Перед Ицанаги простирался океан, широко-широко без конца, на поверхности его отражался образ его любимейшей дочери Ама-Теразу. Она, казалось, умоляла его погрузиться в волны и омыться в беспредельных водах океана.

И едва только он окунулся - раны его закрылись, и чувство бесконечного примирения со всеми овладело им.

Жизнь создателя земли была кончена. Он оставил мир своим детям и перешел в последний раз тысячецветный небесный мост. И поныне живет дух воздуха с небесными духами в обширных пределах солнечного сияния.

Вот так по приданиям древней Японии сотварился мир.

Храм белых цапель.

Случилось это много-много лет назад.
Стояла среди гор и лесов маленькая деревенька. Весело и богато жили там люди. Водили они дружбу с белыми цаплями: видимо-невидимо было их в тех местах. Прилетят, над деревней покружат да у реки сядут. Жили крестьяне и цапли в мире и согласии.
Но вот как-то раз пришла в ту деревню большая беда - наступила засуха. Высохли реки и пруды. Даже в колодцах ни капли воды не осталось.
Опечалились люди. «Пропадет теперь урожай, - думают,- настанет в деревне великий голод». Пошли они к старейшине совета просить.
- Надо помолиться небесным богам, - решил старейшина. - Может, сжалятся они над нами, пошлют на землю дождь.
Стал старейшина богам усердно молиться. Вдруг слышит - бегут к его дому люди.
- Вода! Вода! Смотрите - вода! - кричат.- Вода с небес льется!
Выбежал старейшина из дома, понять не может, о чем люди толкуют. Глянул вдаль, да так рот от удивления и открыл. Стоит над лесом, что за самой деревней раскинулся, белый столб, колышется, ни дать, ни взять - река от земли до неба поднялась, да и только!
Бросились крестьяне к лесу, подбежали ближе, а это и не река вовсе, а белые цапли. Вытянулись они от земли до самых облаков и крыльями машут.
- Неспроста цапли здесь кружат, - сказал старейшина.- Будто указывают нам на что-то!
- Помню я, рассказывал мне дед,- сказала одна старушка, - что есть в нашем лесу чудесное болото - в нем вода никогда не высыхает. Может, белые цапли нам его отыскать помогают.
Пошли крестьяне в лесную чащу. Долго они по лесу ходили, пока не вышли к большому болоту. Смотрят - а болото тоже сухое. Совсем растерялись крестьяне. Стоят, что делать, не знают.
А старейшина все свое твердит:
- Неспроста белые цапли над болотом кружили! Ох, неспроста!
Обошел он болото, и показалось вдруг ему, что журчит где-то рядом вода, поет ручеек, заливается. Дотронулся старейшина до высокой скалы, а она-то мокрая!
- Видно, внутри скалы родник бьет, - догадался он, - а может, и река течет.
Удивились все:
- Как же река внутри скалы течь может? Куда же она течет и откуда?
А старейшина все равно на своем стоит:
- Течет река и все!
Приказал он позвать камнетеса и скалу ту разбить. Ударил камнетес раз, ударил два, а скала словно железная, только и делает, что гудит - ни одного кусочка от нее не отлетает. Позвал камнетес помощников. Стали они вместе бить, а разбить все равно не могут.
Вот уж и смеркаться стало. Подошел тогда старейшина к скале поближе, и просить стал:
- Сжалься над нами, госпожа скала, открой нам свои воды, напои наших детей.
Качнулась тут скала, и увидели все у самого ее подножия маленькую трещину. Стала, та трещина расти, расти, да скалу раздвигать.
Испугался старейшина, да как закричит:
- Отойдите от скалы! Отойдите!
Бросились крестьяне врассыпную, за деревьями попрятались, смотрят, что дальше будет.
А скала покачалась да перестала. А потом как вздохнет глубоко, да как кашлянет, да как выплюнет из нутра своего струю чистой звонкой воды! Высоко в небо взлетела та струя, засверкала в лунном свете!
Пораскрывали крестьяне рты от удивления, глядят - глаз отвести не могут. А тут и белые цапли появились - кружат у воды, то поближе подлетят, то крылом коснутся, а то и голову под брызги подставят!
Весело стало всем, радостно. Напоила та струя звонкая и лес, и поле, наполнила водой реку, пруды и болото лесное.
- Прав я был, - сказал старейшина, - неспроста белые цапли над болотом кружили. Видно, не простые это птицы, а посланцы Духа лесного болота. Услышал хозяин болота наши молитвы, вот и послал нам спасение.
Поклонились крестьяне цаплям. А птицы еще над лесом покружили, и прочь улетели.
Сказывают, что построили жители той деревни на краю лесного болота храм и назвали его Саги-но мия, что значит «Храм белых цапель», и с тех пор Духу лесного болота поклоняться стали, да и про белых цапель не забыли - всегда их радушно в той деревне встречали.

Так-то! © Капитан Очевидность. =)

В исторических писаниях, в эпоху Мэйдзи (1868-1912) Япония покончила со столетиями изоляции и, открывшись миру, вступила в период быстрой модернизации. Последовавшие за этим социальные и технологические перемены породили множество интересных городских легенд.

Поезда-призраки

Железные дороги играли ключевую роль в модернизации Японии. После того, как в 1872 году начали ходить первые поезда, железные дороги быстро распространились по стране. Но по мере возрастания численности поездов, возросла и частота наблюдения поездов-призраков.

Чаще всего наблюдавшиеся машинистами поездов, работающими поздно ночью, поезда-призраки, которые выглядели как обычные поезда и издавали такие же звуки, неожиданно появлялись из темноты перед поездом. Удивленные видом приближающегося локомотива, машинисты реагировали на это, экстренно тормозя свой поезд. Поезда-призраки обычно исчезали как раз перед столкновением.

Поезда-призраки, наблюдения которых документировались учеными, такими как этнолог Кунио Янагита (Kunio Yanagita) и фольклорист Кидзэн Сасаки (Kizen Sasaki), часто считались проделками изменяющих форму животных, таких как кицунэ (лиса), тануки (енотовидная собака) и мудзина (барсук), поскольку тела этих животных часто находили возле места, где произошла встреча.

Согласно одной из старых токийских историй, поезд-призрак часто появлялся на линии Дзёбан (Jōban). Однажды ночью, проезжая по токийскому району Кацусика (Katsushika), машинист увидел пресловутый поезд-призрак, летящий навстречу на полной скорости. Убежденный, что это не более чем иллюзия, машинист продолжал двигаться вперед, не тормозя. В момент столкновения раздался громкий крик, и поезд-призрак растворился в воздухе.

На следующее утро вокруг путей, на которых произошла встреча, было найдено разбросанными множество изувеченных тел барсуков. Местные жители подозревали, что барсуки собрались вместе и изменили форму в угрожающе выглядящий поезд, в отместку за то, что их выгнали из нор. В храме Кэнсё-дзи (Kenshōji) в Камэари (Kameari) для барсуков был сделан погребальный холм.

Каменный памятник, отмечающий место могильного холма для барсуков, и сегодня можно увидеть в храме.

Линии электропередач изолируют при помощи крови девственниц

Подобно железным дорогам, линии электропередач играли ключевую роль в модернизации Японии в эпоху Мэйдзи. Распространение электричества принесло надземные линии электропередач в большие и малые города по всей стране. Многие смотрели с подозрением на эти дополнения к ландшафту, ставшие предметов различных слухов.

В то время для изоляции электрических проводов использовался каменноугольный деготь. Каким-то образом начали распространяться слухи о том, что жирное черное изолирующее вещество делают из крови невинных девушек. В разгар распространения этих слухов, многие девушки боялись выходить из дома, опасаясь, что у них отберут кровь для использования в проводах. Те, кто имел достаточно смелости, чтобы выйти наружу, иногда одевались, как более зрелые, замужние женщины, нося простые кимоно, черня зубы, подкрашивая брови, и укладывая волосы в прически стиля марумагэ (округлый узел на макушке).

Так же ходили слухи, что Линии электропередач, разносят холеру.

Линии электропередач не только пугали молодых женщин, но и считались разносящими страшную холеру, которая забирала сотни тысяч жизней в Японии эпохи Мэйдзи. По уличным слухам, холеру можно было подцепить, просто пройдя под висящими над головой линиями электропередач. Если обстоятельства вынуждали вас пройти под линией электропередач, можно было защититься, держа над головой раскрытый веер.

Шоколад из крови коров

В эпоху Мэйдзи кроме железных дорог и линий электропередач, зародилась и шоколадное производство. Хотя Япония познакомилась со вкусом шоколада еще в XVIII веке через голландских торговцев в Нагасаки, только в 1878 году производитель сладостей Фугэцудо (Fugetsudo) изготовил первый японский шоколад. Новый вкус стал популярным, и другие производители последовали примеру. Несмотря на быстрый успех, экзотическая сладость вызывала и сомнения. Продажи упали в конце столетия, когда распространились слухи о том, что шоколад делают из свернувшейся крови коров.

Звезда Сайго

В 1877 году, после Сацумского восстания - вооруженного восстания бывших самураев против правительства Мэйдзи, - распространился слух о том, что павшего вождя самураев Такамори Сайго (Takamori Saigō) можно увидеть на ночном небе.
В сентябре этого года Земля и Марс сошлись на минимальное расстояние (около 56 млн. км), из-за чего по ночам Марс был виден большим и ярким. Не понимая, что странное красное светило было Марсом, многие смотрели на звезду, как на зловещее предсказание для врагов Сайго. Распространялись слухи, что в телескоп на светиле можно было видеть Сайго в полном боевом облачении.

В то время были популярны гравюры на дереве, изображавшие так называемую звезду Сайго.

Легенда о Сакуре...

Было это давным-давно, когда еще боги жили в мире и гармонии в своих светлых дворцах.
На землю созданную богами Идзанаги и Идзанами пришла весна. Нежная зелень оживляла заросли бамбука. Розовое облако тихо опустилось с неба на ветви зацветавших вишен. Сосновые леса струили весенний аромат. Тихо было на берегу, только море рокотало. Чуть слышные звуки доносились издалека. Быть может, то была песнь шумящей воды, быть может - шум проснувшегося ветра, быть может - мелодия плывущих облаков.

- Ниниги! - оскликнула Аматэрасу своего правнука, из своего сверкающего золотом дворца.

- Выйди из твоих небесных скалистых палат и отправляйся управлять тучными нивами вечно зеленых рисовых полей.

Ниниги поклонился своей царственной бабушке и отправился на землю. Она дала ему много подарков: драгоценные камни из недр небесных гор, кристаллы, прозрачные, как солнечный луч, и меч, который ее брат, Сусано-о - бог ветра и водных просторов выковал из хвоста страшного дракона. Она дала ему также и зеркало, чье сияние некогда вызвало ее из пещеры, и сказала при этом:

- Тщательно храни это зеркало, как только ты заглянешь в него, оно покажет тебе мой образ.

Были избраны бесчисленные божества, сопровождать принца Ниниги, средь них находилась и Амэ-но-Удзумэ – богиня счастья, радости и танцев, та, что танцевала до тех пор, пока небо не заколебалось от смеха богов.

Целая толпа прорвала оболочный покров и готовилась уже спуститься на землю, но внезапно на перекрестке, где небесная тропа как раз разбивается на восемь различных тропинок, появилось божество гигантской величины, сверкая страшными, огненными глазами. Веселое расположение покинуло толпу божеств при этом виде, и они повернули было назад. Только одна прекрасная Амэ-но-Удзумэ выступила навстречу страшилищу-великану:

- Кто ты такой, что отваживаешься препятствовать нашему сошествию на землю?

Божеству по душе пришлось прекрасное бесстрашие юной Удзумэ, и он приветливо возразил ей:

- Я - Дзигами - бог земли, благосклонный к вам; меня называют бог Проселка - Сакугами. Я выхожу навстречу принцу Ниниги поклясться ему в своем усердии и предложить ему быть проводником. Вернись и скажи великому богу, что принц Сарута кланяется и желает здравствовать. Это сам принц и есть, о, Удзумэ!

Богиня, радости и веселья, была счастлива, слыша эти слова:

- Сонм богов сойдет на землю, и ты сам будешь иметь возможность приветствовать принца Ниниги. На то бог Проселка - Сакугами ответил:

- Прикажи же сонму богов спуститься на гору Такахихи, в области Тсукусхи. Я буду дожидаться их прихода на вершине горы для торжественного приема. Выслушав его, повернула прекрасная Удзумэ назад к богам и передала им это поручение. Принц Ниниги услышал ее слова, он вторично прорвал восьмитысячный покров облаков и по небесному мосту спустился на вершину горы Такахихи.

И отправился принц Ниниги с принцем Саруты, как проводником, странствовать по государству, которым он должен был управлять. Он осмотрел цепи гор и озер, широкие поля камыша и бесконечные сосновые леса, реки и долины. Затем он сказал:

- Эта страна, которую целует утреннее солнце, освещает вечернее солнце - счастливая, благословенная страна.

Затем он стал строить себе дворец. Колонны и стены поднимались из глубочайших ущелий долин, а кровля исчезала в небесной синеве. В этом замке Ниниги стал жить сам. И сказал он Сарути:

- Пусть бог Проселка - Сакугами возвращается на свою родину. Он был нашим проводником, и за то да будет очаровательная Удзумэ его супругой и царицей своей страны.

Удзумэ послушалась наказа Ниниги, и стала супругой Саруте, благодаря ее мужеству, веселости и красоте, она была впоследствии всеми уважаема и любима.

И случилось однажды, непредвиденное, ранним весенним утром прогуливался сын богов по берегу моря и неожиданно повстречался с миловидной юной девушкой.

- Как твое имя? – спросил он.
- Я дочь бога «Властителя горных цепей», а мое имя - Ки-но-хана, принцесса Цветущего дерева.

Принц сразу полюбил прекрасную принцессу. Ки-но-хана была нежной красоты, свежа, как утро, чиста, подобно белому цветку вишни. Она любила солнечное сияние и легкий западный ветерок. Она любила нежный дождик и тихие летние ночи. И в скорости Ниниги отправился к Властителю горных цепей, попросил у него руки его дочери.

Но у Охо-Яма была две дочери. Старшая дочь по имени Яха-Нага, которая была далеко не так хороша, как ее сестра. Охо-Яма хотел отдать принцу в жены и старшую дочь тоже. Горный дух желал, чтобы потомство принца Ниниги жило вечно, подобно скалам, и было цветуще, подобно цвету вишни. Поэтому Охо-Яма послал своих дочерей к Ниниги с роскошными одеяньями и драгоценными подарками. Но принц любил только дивно прекрасную принцессу Ки-но-хана и взором не оделял Яха-Нага. Тогда последняя воскликнула в диком гневе: - Если бы ты взял меня в жены, то ты и твои дети жили бы вечно на земле, но так как ты полюбил мою сестру, то твое потомство будет скоропреходяще и мгновенно, как цветы Сакуры!
Но принц Ниниги не послушал ее и женился на прекрасной принцессе Ки-но-хана.

Некоторое время принц Ниниги и принцесса Ки-но-хана жили счастливо, а затем словно темное облако омрачило их жизнь. Их дети приходили в этот мир очень быстро, их жизнь была свежа и прекрасна, как цветы Сакуры, и так же быстротечна.

В скорби и отчаянии заперлась принцесса Ки-но-хана в своем дворце и приказала поджечь его. Зашевелились огненные языки и стали въедаться все глубже и глубже в стены здания - Ниниги остолбенел, увидев огонь, в отчаянии и ужасе. Но внезапно из пылающего здания выбежали три маленькие мальчика и окликнули отца; обрадовался принц Ниниги, когда прекрасная Ки-но-хана невредимая пошла к нему навстречу, - он бросился к ее ногам и молил о прощении. А трех детей они назвали так: Хо-зери - Огненная Искра, Хо-зузери - Огненный Жар и Хо-вори - Огненная смерть.

Много лет спустя Ниниги разделил свою власть между своими сыновьями и затем вернулся в
области голубой небесной дали.
С тех пор и повелось, что человеческая жизнь была, подобно белому цветку Сакуры и так же коротка в сравнении с жизнью прежних богов.